[CultOfPersonality]

Это просто неописуемо прекрасно.

31.12.2011 в 15:29

Пишет  f.solveig:

дорогие со-фандомовцы, представляем вам наш командный проект - подарок на Новый год!
Пожалуй, самая главная мысль этого проекта - любовь. Любовь может творить невероятные вещи, и, если быть верным себе и своим самым главным желаниям, жизнь в итоге обязательно пойдет навстречу. Это как испытание, знаете? А в конце беговой дистанции стоит Судьба с желанной бутылочкой воды в руках)))
Так вот, мы желаем всем Любви в этом, новом, и следующих годах! Любви разной, но единой в одном – в счастье, которое она принесет.
С Новым Годом, друзья!

Название: Das Lauten in der Ferne
Виддер: [J]fiery-solveig[/J]
Автор:  MadMoro
Артер:  Идея
Рейтинг: R
Жанр: angst, romance, AU
Музыка: Diorama "Das meer"
Дисклеймер: не наше, а жаль
Предупреждение: Две смерти Чарльза и одна вечная жизнь Эрика.
СЮЖЕТ (желательно прочитать! =))): Эрик Леншерр и Чарльз Ксавьер познакомились на войне. И, как часто такое случается в военное время, смерть быстро разбросала их по разные стороны. Успевший влюбиться в своего друга-товарища Эрик рискует вызвать Демона Перекрестка и заключить сделку – вернуть Чарльза, в обмен соглашаясь самому стать бессмертным демоном Азазелем. Сделка совершена, Чарльз вновь жив, но ничего не помнит из своего прошлого. Идет время, их с Эриком мирную жизнь в поместье Леншерра ничто не омрачает, и вроде бы все должно быть хорошо… Но однажды Чарльз вспоминает все: войну, свою оставленную на родине девушку, свою смерть и все, что было после смерти. Слишком много образов, сразу обрушившихся на него. Чарльзу начинают сниться кошмары, его преследуют тени и страхи, и в один миг его сердце не выдерживает всего груза эмоций, и останавливается.
Вернуть Чарльза второй раз Демон Перекрестка не соглашается.
Однако спустя несколько лет на свет появляется мальчик, который помнит прошлую жизнь, и главное - помнит человека, который любил его больше всего на свете…
скачать видео - здесь (157 мб)
От виддера: во-первых, хочу сказать огромное СПАСИБО совершенно потрясающим автору и артеру, Моро и Идее! Солнышки мои, вы невероятные! Ваше творчество – то, благодаря чему я смогла, наконец, закончить видео, то, что снова вернуло в нужный поток и подарило вдохновение. Спасибо вам за все!
Так же я безумно благодарна Птице СИРИН и Дитриху, которые поддерживали на протяжении всего проекта, и чьи комментарии давали понять, что «хей, этот сюжет не такой ахтунг, как казалось в начале»XDD
И спасибо Ольге, которая кривилась на недо-НЦ-сценах, но упорно смотрела видео всегда до конца и указывала мне на недочеты и шероховатости.

видео

фанфик и арт

***


Мелко крапал дождь, что делало и без того паршивое апрельское утро совершенно невыносимым. Было пять часов утра. Все учебное отделение подняли по команде "тревога!" и погнали на казарменный двор. Несколько парней даже решило, что немцы вторглись в Англию, но звучный голос усатого сержанта возвестил о том, что им, желторотым засранцам (а среди этих самых засранцев, между прочим, были и вдвое старше сержанта, и с куда большей растительностью на лице), которым лучше мамкину сиську сосать, а не лезть, куда не просят, то есть не биться за Родину, еще не раз выскакивать из теплой постельки в мерзкое мокрое утро. А утро и в правду было мерзкое.
По двору стелился туман. Вернее, этот туман был везде, повсюду. Он забирался даже в легкие, щекоча ноздри, и оседал за ушами каплями, которые жуть как хотелось стереть. Видно было не дальше десяти метров, так что стоя в одном конце шеренги можно было едва различить замыкающего. Чарльз Ксавьер, призванный из Кемпшира, стоял ровно посередине, и ему прекрасно были видны оба конца строя, а так же отъевшийся на казенных харчах лейтенант, который увлеченно о чем-то беседовал с неким продолговатым типом. Этого типа Чарли раньше в части не видел, да и было в нем что-то не то. И это "не то", казалось, замечал даже сам лейтенант, потому что он периодически строил умоляющие взгляды и делал заискивающие улыбки. "Штабной, наверное, - подумал Ксавьер и утер под носом, где собралась капля, - крыса".
Чарльз пытливо вглядывался в неизвестного ему, пытаясь высмотреть что-то отталкивающее, что-то такое, что позволило бы точно думать о нем плохо. Вот взять, например, осанку. Спина прямая. Такая прямая, что, кажется, будто ему палку засунули в одно место, да там и забыли. Или вот форма. Издалека, конечно, было плохо видно, но брюки со стрелками Ксавьер различил отчетливо, да и мало заляпанные в грязи сапоги - тоже. В такую погоду они должны быть по самое голенище в бурой жиже и брызгах, если ты пехом прешь от самых ворот до офицерских казарм, а так сразу видно, что машина была, и, причем, машина, которую пропустили на территорию, да еще и "с ветерком до самой парадной".
"Точно крыса", - окончательно для себя решил Чарли, по-прежнему пытаясь разглядеть детали в облике офицера.
- Боец! - рявкнуло над ухом, и Ксавьер дернулся всем телом вперед, словно расслышав в этом малом слове команду "вспышка сзади!" и собираясь распластаться на влажной вытоптанной земле. Сержант обошел Чарльза кругом и, буравя взглядом, уставился на него, Чарли же смотрел исключительно на щетку его желтых давно не стриженых усов.
- Смирно! Два шага вперед! - пророкотал унтер-офицер и отошел в сторону, пропуская отвлекшегося новобранца. Ксавьер расправил плечи, выдохнул и отчеканил два шага.
- Назови свое имя, - не унимался сержант, прекрасно зная, как зовут каждого бойца в его отделении.
- Рядовой Чарльз Ксавьер, - громко выкрикнул Чарли, чувствуя, как холодный колючий воздух дерет горло, а туман липкой струей заливается внутрь. Сержант поморщился, но промолчал. Он встал перед шеренгой и обвел отделение взглядом.
- Бойцы! - возвестил он, словно собирался сказать как минимум о втором пришествии. А Чарльз заметил краем глаза, как лейтенант и штабной офицер обернулись в их сторону, - сегодня в двенадцать ноль-ноль по центральному времени вам надлежит явиться в гарнизон для получения обмундирования, утром следующего дня...
Дальше Ксавьер уже не слушал, потому как все и так было ясно. Да и штабной офицер отлично вписывался во всю эту картину. Завтра в это же время их отделение снова выстроится во дворе, но уже полностью укомплектованным, вместо завтрака они будут плыть через Ла-Манш, а к обеду отстреливать немцев.
- ...всем объявляется увольнение в город. Рядовой Ксавьер назначается дневальным.
Чарльз ничего другого и не ожидал.
- Боец! - на этот раз это прозвучало не так громко, - я не слышу ответа!
- Так точно, сэр! - зная, что еще чуть-чуть и охрипнет, ответил Чарли.
- А теперь разойдись! - скомандовал сержант и все дружно направились обратно к казармам. Ксавьер плелся позади колонны, собственно, ему и спешить было некуда. Пост никуда не денется. Было только немного обидно, что вместо встречи со своей девушкой, он будет вынужден в очередной раз довольствоваться ее фотокарточкой.

***

Войска союзников растянулись вдоль всей бельгийской границы. Беззаботные, едва ли не скучные деньки, преисполненные разве что муштрой да рытьем окопов, изредка прерывались немецкими авианалетами. Все бои шли в Норвегии, а это было чертовски далеко от позиций занимаемых сейчас.
Чарльз скучал. Он представлял себе войну по-другому. Грохот артиллерийских орудий, шум взрывов, свист пуль, крики раненых, бессонные ночи и все такое. Но за две недели пребывания по ту сторону Ла-Манша не произошло ничего выдающегося. Пару раз их части продвигали вглубь Франции, подальше от линии Мажино, пару раз перебрасывали вперед на укрепления, и раза четыре они попадали под авиаудар, на этом все приключения заканчивались.
Большинство сослуживцев Ксавьера еженощно сбегали в соседнюю деревню, лишний раз попытаться охмурить какую-нибудь французскую мадмуазель или даже мадам, муж которой сидел в каком-либо пограничном окопе и не подозревал о намерениях британских солдат. Они всегда звали Чарли с собой, чтобы тот не торчал, как дурак, в бараке, но он отказывался. Его ждала на родине девушка.
Он никогда не упускал возможности показать ее фотокарточку и рассказать, какая она у него хорошенькая. Весь отряд только тихо прыскал со смеху или закатывал глаза, когда Чарльз седлал своего любимого конька и с фанатичным упрямством начинал рассказывать несчастливцу, пришедшему за сигареткой, о том какая красавица и умница ждет его с фронта.
Он писал ей письма. Длинные и путаные.
Он рассказывал все как есть: про четыре отгремевшие бомбежки и про бельгийскую границу, про соседнюю деревушку и ночные вылазки за французскими "юбками", про постоянную муштру и относительно нормальную еду (Ксавьер не имел ничего против фасоли с говядиной, но есть это полторы недели кряду...), про окопы, которые они рыли, и заграждения, которые они устанавливали. Он писал обо всем и одновременно ни о чем. Он не хотел ее пугать, не хотел говорить, что уже видел смерть. К первому авианалету они были не готовы, и, как результат, их рота не досчиталась троих бойцов. Из двоих просто вытряхнуло душу, а вот третьего собирали буквально по кусочкам. Чарльза тогда чуть не вывернуло, да и не его одного.
Он писал своей "миссис", как называл ее за глаза Чарли, хотя они даже не были помолвлены, о том, как скучает и как хочет назад в Англию, к ней. К такой родной и любимой. Он уже отослал два или три письма, а ответа так и не пришло. Полевая почта всегда до странного медлительна, он читал об этом в какой-то книге, но это было еще до призыва. Он надеялся, что получит ответное письмо, написанное ее изящным почерком с забавными завитушками на "д" и "у", еще до того, как война доберется до их позиций. Потому что потом будет уже не до чтения писем.
До них доходили новости с норвежского фронта, и хоть эти новости были не самыми худшими, но и лучшими их назвать было сложно. Война в Скандинавии походила на странный вальс, где ведет сначала одна сторона, а затем другая. Одна половина Норвегии была оккупирована, вторая подвергалась ненасытным бомбардировкам. И чем чаще войска слышали очередное сообщение о захвате или сдаче какого-либо, пусть даже малозначительного, города, тем суровее становились лица солдат и тем ожесточеннее они рыли уже приевшиеся окопы. Ксавьер был не из тех, кто поддается всеобщему унынию, но и на нем удручающе сказывались последние новости. Никто не будет рад услышать о том, как твои соотечественники гибнут на чужой земле, при этом сдавая эту землю врагу километр за километром.
Но они в тайне, мелочно, радовались тому факту, что они здесь, на территории Франции, где война - это пока еще просто слово.
Их подняли по тревоге в пять утра. Поступил приказ немедленно выступить в северо-восточном направлении.
Немецкая армия вторглась в Нидерланды и Бельгию.
Война начала обретать свой истинный смысл.

***

На передислокацию штаб выделил чуть более суток. Они считают, что это легко - перебросить целую армию на сотню километров вглубь чужой страны. Ведь это не они в полном обмундировании месят сапогами грязь и выталкивают застрявшие в ямах грузовики с боеприпасами; это не они смотрят в глаза встреченных по пути людей и обещают выиграть эту войну. Они просто сидят в своих теплых кабинетах, пьют свой утренний кофе и перемещают флажки по карте, порой забывая, что за этими флажками таятся чужие жизни.
В этот чудовищно погожий для начала войны день Чарльз цепко держал выданную винтовку и пытался спать сидя, ведь, вероятно, это последняя возможность нормально поспать. Он старался не думать о том, что будет на передовой. Он вообще старался не думать о войне как таковой. Он раз за разом воскрешал в памяти лицо своей девушки и строил непрочные планы на будущее. Он пытался представить себе их свадьбу - скромную, но счастливую; их небольшую квартирку, в которой они будут вместе жить. Конечно, потом они купят себе домик, где-нибудь в предместье Лондона, заведут кучу голопопых детишек, и все будет так, словно никакой войны и не было. Он думал обо всем этом как можно громче, чтобы тот, кто наблюдает за ним сверху, непременно услышал и исполнил.
Ксавьер уже сейчас хотел вернуться. И не только он один. Сквозь дремотное состояние, в которое его ввело мерное покачивание кузова машины, везущей весь их взвод по разбитым дорогам Бельгии, он слышал, как переговаривались его сослуживцы. В их словах не было того энтузиазма, с каким они приходили на призывной пункт или же покидали учебную часть. Желание погибать на чужой земле, за чужую страну истончилось в них с первым же штабным приказом. Чарли не осуждал этих людей. Он чувствовал почти то же самое. Он шел добровольцем, потому что считал своим долгом защищать Англию, в его понимании верхом доблести было погибнуть ради родины. Но не так. Не настолько далеко от дома, от родных и близких.
Чарльзу несложно было понять, что таким настроениям подвержена вся их армия. Что каждая живая душа в растянувшейся на несколько километров колонне из людей и бронетехники думает об одном и том же - о том, как бы поскорее вернуться домой, и при этом вернуться живым.
Переправившись через Шельду, грузовые автомобили развернулись обратно, оставляя британский экспедиционный корпус преодолевать оставшиеся шестьдесят с лишним километров пешком.
Чарли казалось, что он не спал всю жизнь.

***

Вести приходили неутешительные. Ксавьеру по секрету шепнули, что бельгийцев в первый же день потеснили немцы. Союзные армии отступают, отдавая левый берег Мааса. Одна из дивизий направлена в Левен, и скоро ее полки можно будет различить на горизонте. Это известие быстро пронеслось по всем окопам и блиндажам, опутало всю часть и даже вышло за ее пределы. Чарльзу не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять, как именно данное знание отразилось на боевом духе солдат - он видел это по их глазам. Да он и сам чувствовал, как пропадает в нем желание сражаться.
Чарли до рези в глазах вглядывался в горизонт - вдруг покажутся бельгийцы. Ему хотелось посмотреть в их лица, понять, как хватило им совести отступить, перенести линию фронта, отдать землю, которую клялись защищать, врагу. Ксавьер хотел узнать, насколько на самом деле силен страх перед смертью, раз заставляет разворачивать танки и бронетехнику.
Во время обеда в расположение приехал бельгийский курьер. При нем был пакет с документами. "Наверняка, карты", - подумал Чарли, окинув взглядом щуплого бельгийца, пристраивающего свой мотоциклетный шлем на сидении. Стоило курьеру скрыться под брезентом штабной палатки, как вокруг его мотоцикла, отложив походные миски, сгрудились сослуживцы Чарльза. Сразу же начался спор о разных марках и об их преимуществах, кто-то среди окруживших бельгийский транспорт присвистнул и даже решился провести ладонью по потертому кожаному сидению. Ксавьеру же было наплевать на мотоцикл, его больше интересовал курьер, а если быть точнее, то привезенные им документы.
Чарльз всего один раз видел карту боевых действий. Ее на переправе неосторожно читал, положив на планшет, усталый майор - кажется, он сверял будущий маршрут. Чарли тогда цепким взглядом выхватил изломанную линию фронта, растянувшуюся от Антверпена до Льежа по каналу Альберта и реке Маас. Красным химическим карандашом были отмечены бельгийские армии, синим возможное расположение противника. Ксавьер не успел запомнить все, что хотел - майор заправил карту в планшет, провел ладонью по лицу, стирая усталость, и забрался в коляску ожидающего его мотоцикла.
Сейчас Чарли волновало, насколько сильно вогнулась линия фронта в бельгийские земли. Он мысленно воскрешал в памяти отметки того майора и передвигал их соответственно ходящим по части слухам, но это все было не то. Ложка громко, шкрябнув по днищу опустевшего котелка, отвлекла Чарльза от обступивших его со всех сторон мыслей. В это же время из палатки показался курьер. Ксавьер лишь на мгновение встретился с ним взглядом, и этого мгновения ему хватило, чтобы понять, что бельгиец не стыдится отступления. Скорее ему было обидно, что силы противника оказались много выше сил бельгийской армии. Что пришлось отступать, бросая земли отцов под гусеницы немецких танков. Чарльз видел в глазах курьера нестерпимое желание уйти из штаба, попроситься на первую линию и пытаться, хотя бы пытаться, своими силами не пропустить врага дальше. Бельгиец горел той решимостью, которую растеряла английская армия и сам Ксавьер.
Чарли отвел взгляд, у него стыдом горели щеки. Он стыдился своих ранних мыслей насчет бельгийцев. Он был не прав. Как он вообще мог так думать. "Дурак... - подумал Чарльз и стиснул сильнее бок котелка, - какой же я дурак...". Вскоре зашумел мотор и мотоцикл с курьером, поднимая клубы пыли, выехал в сторону Левена. Только спустя пару минут Ксавьер, все еще ощущая свою негласную вину, смог посмотреть бельгийцу вслед.

***

Он только успел заснуть, отправленный офицером отдохнуть перед ночным дежурством, как его разбудил шум. Чарли сонный высунулся из палатки, не забыв при этом прихватить свою винтовку. Вечер только опускался на Брабант, но в окопах царило странное оживление.
- Что случилось? - спросил Чарльз у первого попавшегося солдата.
- Говорят, немцев в лесу поймали, - на ходу бросил парень и поспешил дальше, - семь штук...
Ксавьер быстро сунул босые ступни в ботинки, неловко стаптывая задники и тут же поправляя их.
Немцев оказалось не семь, а шесть. Да и не немцы были это вовсе - бельгийцы. Их отделение отстало от полка при отступлении и за неимением точного маршрута вышло на расположение британского экспедиционного корпуса. По изможденным лицам солдат было видно, что они шли целый день. Шли без остановок и еды. Бельгийцы сидели прямо на земле тесной кучей, озирались чуть затравленно, не понимая английской речи. Ни один из окруживших их британцев не предложил своей помощи. Солдаты смотрели на пленных как на диковинных зверей и ждали старшего, который сказал бы, что именно делать.
Чарльз не стал дожидаться приказа.
- Меня зовут Чарльз Ксавьер, - обратился он, как ему казалось, к старшему по званию среди бельгийцев, - вам что-нибудь нужно?
Чарли повторил это еще раз, активно помогая себе жестами, чтобы облегчить понимание. Бельгиец же, нахмурив брови, посмотрел на него как на идиота.
- Я понимаю по-английски, - сказал он с сильным акцентом, - сержант Эрик Леншерр.
Ксавьер пожал протянутую ладонь. Рука бельгийца была сухая и мозолистая.
- Я бы хотел поговорить с...hoe werkt dit in het Engels? - запнулся Леншерр и что-то спросил у своих сослуживцев, - поговорить с... командиром.
- Да, конечно, - ответил Чарльз, не отпуская взгляда Эрика, - за ним уже послали. Что-нибудь еще?
Бельгийцы тихо перешептывались между собой и видимо, придя к общему решению, замолкли. Сержант продолжил.
- Мои люди устали и хотят есть... - Леншерр замолчал, было видно, как на его лице отражалась борьба гордости и необходимости в просьбе. Казалось, ему была отвратительна сама мысль о том, чтобы кого-то просить. Чарльз подумал, что он, наверное, привык добиваться всего сам, считая просьбу о помощи чем-то постыдным или недостойным.
Ксавьер понял это без слов.
- Сбегайте кто-нибудь к котлу, может там чего осталось с ужина, - сказал он стоящему рядом солдату, тот кивнул и, не задавая лишних вопросов, быстро отправился на поиски съестного. - А пока вот...
Чарли снял с пояса флягу и протянул ее бельгийцу. Леншерр рефлекторно сглотнул, но воду передал своим товарищам, и те жадно стали пить.
Распихав сгрудившихся солдат, к пленным вышел капитан, чью фамилию Чарльз постоянно, к своему стыду, забывал.
- Чего вы тут столпились? - прикрикнул офицер, - дел у вас больше нет? Еще две южные траншеи не докопаны. Взяли лопаты и за работу!
Солдаты недовольно загудели, но игнорировать приказ не рискнули. Ксавьер, теснимый толпой прочь, бросил быстрый взгляд на Эрика. По его губам он прочитал беззвучное "спасибо".

***

Над окопами высоко в небе взлетали и опускались осветительные ракеты - серебристые и красные шары; они лопались и осыпались на землю дождем белых, зеленых и красных звезд. До линии фронта было далеко - 60 километров, но вряд ли немцы просто стояли на месте и ждали утра. Их танки, грохоча гусеницами, неудержимо надвигались. Их самолеты, различимые днем за десять километров, а ночью лишь на подлете, скорее всего, готовились к утренним вылетам.
Сон смежал Чарльзу веки, и он шевелил пальцами в ботинках, чтобы не спать. Он изредка косился на светящийся циферблат часов, но стрелки словно застыли.
Еще одна ракета взмыла в небо и зависла в воздухе на несколько минут. Ее яркий свет резко очертил бледный в ночи пейзаж - изрытая окопами земля, наспех сделанные противотанковые заграждения. Ксавьер прикрыл от этого света глаза, но тот все равно просачивался через ресницы под веки. Белый-белый свет, нестерпимо яркий. Словно смотришь на лампу прожектора.
В нагрудном кармане Чарли лежало письмо. Он начал его писать еще во Франции, черкнул пару абзацев и решил, что продолжит завтра. Но на следующий день их, сонных, посадили в грузовые автомобили и повезли прочь. Чарльз даже не доставал его - не было времени. Да и как его найдешь. Они роют окопы с подъема до отбоя, укрепляют стены блиндажей, ставят заграждения, словно действительно верят, что эти на скорую руку сооруженные укрепления им помогут, когда от немецких танков не спасли даже укрепления линии Мажино. А еще он просто боялся писать обо всем этом своей девушке. Лучше пусть боится он, чем за него будет бояться она.
Чарли тряхнул головой, сгоняя сон, и зябко закутался в шинель. В том же кармане, рядом с письмом лежала жестянка с уже скрученными папиросами. Недолго думая, Ксавьер закурил, пряча алый огонек в горсти. Он помнил рассказы "стариков", служивших еще в Мировую, как на эти самые сигаретные огоньки целились снайперы и в легкую снимали незадачливых ночных курильщиков.
Чарли чуть расслабился после двух затяжек, и сон навалился с новой силой. Британец чуть смежил веки. "Всего пару минуточек", - подумал он, как на плечо легла тяжелая ладонь.
- Ксавьер, - раздалось из-за спины, и Чарльз с перепуга выронил папиросу.
- Я не сплю, не сплю, - затараторил он, принимая подошедшего за своего командира. Но обернувшись, в вспышке очередной световой ракеты Ксавьер увидел широкое в колючке рыжей щетины лицо бельгийского сержанта.
- А...это ты... - протянул Чарли, поднимая оброненную папиросу и отряхивая ее от налипшей земли, - я думал это наш лейтенант...
Эрик усмехнулся, обнажая в улыбке чертову прорву зубов. Если бы Чарльз не был таким уставшим, он, наверное, удивился бы, но сил хватило только на вялое поднятие брови.
- Я принес флягу, - сказал бельгиец, возвращая предмет владельцу, - спасибо за твою помощь.
Ксавьер сделал затяжку и пожал плечами, мол, ничего такого, а после вновь отвернулся к подсвечиваемому ракетами полю. Он ожидал, что Леншерр уйдет, как только вернет флягу - в конце концов, зачем ему тут оставаться. Сон в условиях военного положения, как показала практика, - вещь редкая и оттого жутко необходимая. Но бельгиец не уходил, он, облокотившись на край окопа, встал рядом и стал наблюдать за взмывающими в ночное небо осветительными снарядами.
Молчание, воцарившееся между ними и нарушаемое лишь шипением сгорающих ракет, Чарли признал уютным, словно не было никакого окопа, никакой войны. Ему на мгновение показалось, что он снова в Англии, в Кемпшире. Ночная тишина простирается до самого горизонта, ветер шумит в траве и ерошит волосы. Он выходит с другом на свежий воздух и стоит у плетеной изгороди, а в пальцах догорает едким дымом чадящая папироса. И молчание до того уместное, до того домашнее, что становится ясно, что это и есть счастье.
Так не сказав и слова, Леншерр стоял с ним в окопе до самого рассвета.



***

Стучали пулеметы. Чарльз уже видел, как приближаются атакующие. Бельгийцы метали гранаты, и от разрывов в воздух взмывали фонтаны сухой земли. Иногда в этих фонтанах можно было заметить нелепо изгибающиеся человеческие фигуры. Ксавьер уговаривал себя, что все хорошо, что все нормально. Но это был его первый бой, в котором он видел врага в лицо. Ему с трудом удавалось стрелять из винтовки, хотя в казармах он был одним из первых, освоившихся с этим делом. Чарли иногда ловил боковым зрением обеспокоенные взгляды Леншерра. И эти взгляды, это беспокойство, по сути случайного человека, давало ему сил. Он перезаряжал винтовку и делал новый выстрел, надеясь, что тот, в кого он попал, умрет без страданий.
Между тем стали различимы перекошенные лица в черных касках. Немцы. Они были уже метрах в тридцати. Первую цепочку скосил пулемет - тела в серой форме запрокинули головы и изломанно повалились на землю, уступая дорогу следующему звену. Их было слишком много. Серое бесформенное, состоящее из темных от усталости лиц, море, чья целостность нарушалась лишь разрывами гранат да пулеметными очередями, звучавшими уже с заметными задержками, наступало, переливалось через край окопов, затапливало блиндажи.
- Отходим, - крикнул кто-то, и люди зашевелились.
- Ксавьер, отходим, - повторил за ним Эрик и настойчиво потянул Чарльза за рукав. Но тот не шелохнулся, загипнотизированный чужой жестокостью. Казалось, он врос в траншею, которую еще вчера рыл собственными руками.
Серое людское море подобралось слишком близко. Чарли видел чужие глаза напротив. В этих глазах не было ничего человеческого. Глаза безумцев, глаза кровожадных зверей, которые разучились, да и никогда не умели мыслить и действовать как люди. Они могли только убивать, только уничтожать, сметать все на своем пути. Пусть они выглядят как люди, пусть они одеты в форму и сжимают в руках винтовки, а на поясе у них прикреплены подсумки и связки гранат, это ровным счетом ничего не значит - они сама смерть, принявшая шутки ради облик сотен солдат. Они дышали в унисон, они мыслили одной мыслью, и если один из них погибал, то эта живая единая масса не замечала потери.
Пулемет заглох - чей-то меткий выстрел пробил пулеметчику череп и тот в последних объятиях повалился на свое орудие.
- Чарльз! - раздалось у самого уха, перекрывая собой грохот гранат и стрекот винтовочных выстрелов. Ксавьер очнулся и первое, что он увидел длинную фигуру в серой форме, замершую на острие винтовочного штыка. Эрик оказался достаточно быстр, чтобы убить немецкого солдата раньше, чем тот убил бы британца. Нескладное тело дернулось пару раз и, направляемое Леншерром, рухнуло в траншею.
Немец был еще жив. Чарльз видел, как в его глазах гаснет жизнь и как возвращается в его последний взгляд все то человеческое, что этот солдат потерял в момент атаки. Ксавьеру было его жаль. Он хотел бы извиниться перед ним за все. За эту войну. За этот бессмысленный бой. За то, что все так обернулось. За то, что у него, Чарльза, нашелся рядом друг, который смог уберечь. И за то, что у немца такого друга не нашлось. Он много за что хотел бы извиниться...
- Спать в окопе не лучшая идея, - бросил бельгиец, прерывая мысли Чарльза и рывком вытаскивая штык из уже мертвого тела, - уходим.
Ксавьер кивнул. Его лицо в один момент сделалось серьезным. Из него исчезла мягкость, с которой он смотрел на убитого Леншерром солдата. Чарли перезарядил винтовку и, низко пригибаясь, побежал прочь. Пулеметы следующей позиции открывали огонь.

***

Отступали. Снова.
Чарльз крепче сжимал винтовку, хмурил брови и продолжал идти. Рядом шел Эрик, а следом за ним еще четверо бельгийцев. Шестой из их отряда погиб при бомбежке в Левене. Чарли совсем не знал его, лишь пару раз видел с остальными, но Леншерр отзывался о нем как о хорошем человеке. Говорил, что Йеден был славный малый с хорошим чувством юмора, что в родном Тюрнхауте у него остались жена и дочь. А ведь в Левене они даже не успели его похоронить по-человечески, просто оттащили тело к стене и засыпали наспех битыми кирпичами.
Зной неподвижно висел над землей. Рубашка на спине насквозь пропиталась потом. Ксавьер чувствовал, как она мокрая липнет к телу. Как китель, придавливаемый шинелью, липнет следом. Чарльзу хотелось сбросить с себя часть тяжелой и такой ненужной одежды, но он знал, что ночью без шинели продрогнет до костей. Поэтому он утирал рукавом едкий пот и шел дальше.
У него болели ноги - он стер ступни в кровь. И неумелая обмотка только ухудшала ситуацию. Ступни прели и мозоли появлялись в новых местах.
Ксавьер подтянул выше сползающий с плеч рюкзак и проглотил скопившуюся во рту слюну. Ему безумно хотелось есть, как наверняка и всей их колонне. Но до условленной остановки, где выжившая часть их батальона соединится с танковым полком, оставалось еще черт знает сколько времени, поэтому он лишь вздохнул и напомнил себе о девушке, которая ждет его по ту сторону Ла-Манша. Ведь если он подохнет на этой бесконечной бельгийской дороге, то она очень опечалится. А он бы этого не хотел.
- Сколько еще до привала? - спросил Леншерр, подходя ближе. Он тоже устал, морщины сильнее врезались в его лицо, от чего он стал казаться много старше, чем есть на самом деле. Чарльз посмотрел на часы, забыв, что они уже не работают - циферблат был разбит, стрелки замерли на отметке в 13:49. Именно тогда британца отшвырнуло взрывной волной в ближайшую канаву. Чарли тяжело вздохнул, пряча часы обратно в карман.
- Понятия не имею, - ответил он, переводя взгляд на дорогу, уходящую, казалось, под самый горизонт.
Эрик повернулся к своему отделению и что-то сказал. Судя по голосу, что-то подбадривающее. Ксавьер невольно засмотрелся на бельгийца, чье лицо, при общении с сослуживцами разгладилось, стало бодрей, словно он и не устал вовсе. Голос Леншерра звучал призывно, он обещал отдых и сытый обед, он обещал победу в этой несправедливой войне... Чарльз не понимал ни слова по-нидерландски, но ему казалось, что Эрик говорит именно об этом. И слушая непонятные речи, Чарли сам понемногу начинал верить в то, что они смогут разгромить противника, превосходящего их числом и наступающего им на пятки, что лишь стоит встретить танковый полк, как все переменится к лучшему.
Чарли верил, забывая, что от этой слепой веры разочарование будет в сто крат горше.

***

С низкого потолка тонкими струйками сыпался песок, когда в очередной раз где-то поблизости разрывался снаряд. В чертовом подвале было темно, даже несмотря на горящие свечи, чад от которых оставлял жирные черные следы на стенах и балках. Большинство солдат тихо сидело по своим углам, кутаясь в шинели, дергаясь и сжимаясь в дрожащие теплые комочки от каждого взрыва. Что уж тут говорить о мирном населении, которое просто хотело, чтобы все это прекратилось.
Аррас обстреливался нещадно. Немцы словно знали, что за изломанной линией фронта кто-то притаился, что не все скудные остатки британских войск вышли на укрепления. Атака будет происходить днем и много южнее от обстреливаемых областей. Город не самый лучший плацдарм для танковых боев. Лишь бы ночь продержаться.
Слово "поражение" топором палача зависло в воздухе. Даже Чарльз ощущал его присутствие. Эта невысказанная мысль горчила на губах, когда он затягивался папиросой, подслащала воду, стоило только приложиться к фляге, и тяжело ударялась о ребра, когда сверху доносился шум разрывающегося снаряда.
Бельгийцы сидели отдельно ото всех и переговаривались между собой, что вообще казалось странным. Потому как стены гудели, и этот их гул заполнял уши, отдавался эхом в голове и поглощал произносимые слова. Приходилось повторять сказанное по несколько раз, если хотелось, чтобы собеседник тебя услышал. Но бельгийцам, кажется, на это было глубоко плевать.
- Найдется сигарета? - Эрик отлепился от группы своих товарищей и неслышно подкрался сзади. Он присел рядом с Ксавьером на одну из лавок притащенных откуда-то сверху еще до начала бомбежки. Леншерр выглядел уставшим. Все выглядели уставшими, но он почему-то особенно. Словно эта война забирала у него больше, чем у остальных. Под его покрасневшими от недосыпа глазами чернели круги.
- Конечно, - отозвался Чарли и улыбнулся, доставая мешочек с табаком и прямоугольники папиросной бумаги, - так и не разжился своими?
- Да откуда их взять? - вяло усмехнулся бельгиец, делая самокрутку, - мы же постоянно отступаем...
- И то верно...
В нагрудном кармане у Чарльза лежало недописанное письмо. Он все не мог найти время, чтобы его закончить. На войне время есть только у мертвых, но оно им уже ни к чему. Последний раз Ксавьер доставал свое измятое послание еще в Бельгии, когда союзники отступали под натиском немецких войск. А отступали они тем же путем, что и наступали. Было странно снова видеть те же дороги, те же деревни, но при этом оставлять их на разорение врагу. Обещали защищать, а вот как оно вышло.
Письмо, сложенное вчетверо, грело мыслью, что все обязательно будет, что найдется время и дописать, и отправить. Уши заложило очередным грохотом снаряда, сверху посыпался песок, и от дыма эриковой папиросы у Чарли засвербело в носу.
- ...вряд ли при таком грохоте кто-то сможет заснуть, - выдохнул Леншерр вместе с новой порцией дыма, - может, шахматы?
Чарльз усмехнулся, и его усмешка быстро переросла в беззлобный смех.
- Шахматы? - переспросил он, пытаясь погасить улыбку закусыванием губ. Эрик серьезно кивнул, - ты говоришь глупости, друг мой...
- Ларс всегда носит с собой маленькую коробочку шахмат, - бельгиец выпустил себе под ноги сизую струйку дыма, и тот быстро рассеялся в затхлом воздухе, - вот такую.
Леншерр развел мозолистые ладони в стороны, показывая, насколько мала та самая шахматная доска, а после насколько малы фигурки: рыцари, башни, пешки... Он встал со скамьи, перекинув ноги на другую ее сторону, и вернулся к своим сослуживцам.
- Lars, Lars... - Эрик настойчиво толкал в бок тощего паренька, умудрившегося задремать под аккомпанемент немецкой артиллерии, - geef mij uw schaken.
Паренек вытащил из складок формы коробочку не больше записной книжки и что-то пробурчал в ответ, закутываясь обратно в шинель, на что Леншерр только широко ухмыльнулся. Обратно вернулся он уже с трофеем, располагая шахматную доску на скамье, а миниатюрные фигурки держа в горсти.
Ксавьер смотрел на руки бельгийца: широкая сухая ладонь, длинные чуть пожелтевшие на кончиках от табака пальцы - руки настоящего солдата. Глядя же на свои квадратные мягкие ладошки, Чарли не ощущал того же. Его руки не привыкли сжимать винтовку, не привыкли давить на курок, даже сворачивать папиросы и те - не привыкли. Он чувствовал себя чужим среди озлобленных войной людей.
- Твои белые, - сказал Эрик, вдавливая окурок в неровный присыпанный бледным песком пол. Чарльз поднял взгляд, задерживая свое внимание на растекшейся по ящику свече. Грохот, донесшийся сверху, заставил его нервно передернуть плечами. "Все обязательно будет", - сказал он мысленно и впервые не поверил сам себе. - Если не закончим партию до вывода войск из города, то доиграем потом.
Леншерр улыбнулся и Ксавьер попытался запомнить эту его улыбку, потому что так не улыбаются, когда кругом война и вражеская артиллерия не скупится на снаряды.
- Конечно, доиграем.
- Ты ходишь первым, Чарли.

***

Он бежал в третьей позиции. Бежал, пока несли ноги, и выкрикивал что-то мало связное, пытаясь перекричать шум немецких батарей и гул разрывающихся гранат. От запаха пороха и дыма, слезились глаза, как в первый раз, словно он только что прибыл из учебной части и разом окунулся во всю эту мясорубку, забыв задержать дыхание. Чарльз споткнулся обо что-то и рухнул на взрытую вчерашним обстрелом землю. Земля пахла порохом и немного гарью, как и окружающий воздух, как и окружающая жизнь в отзвуках стрельбы и криках раненых. Мимо промчалась, шлепая и шаркая сапогами, четвертая цепь атакующих. Ксавьер обернулся посмотреть на причину своего падения. На него уставился остекленевшими глазами мальчишка, которого он пару раз видел у пищевого котла. Этого мальчишку, как и многих других, явно разбросанных по всему полю, распределили в их роту три дня назад, когда понесшая потери армия снова собирала себя по кусочком. Они так боялись наступления, и, видимо, не зря.
Чарли совершенно не был знаком с этим пареньком, но глядеть в его удивленное смертью лицо было невыносимо. За эти полмесяца пребывания на фронте Ксавьер так и не привык к убийствам, к чужой смерти, к внезапным артобстрелам, от которых просыпаешься среди ночи, к крикам раненых, к погибшим, которых уже устал хоронить, и к километрам выжженной земли, что оставалась после боя и после того, как одна из сторон отступала зализывать раны. Чаще всего отступали войска союзников.
Чарльз лежал на сырой земле, глядел в мутное стекло чужих глаз, впервые полностью осознавая, куда именно он попал. Рука непроизвольно потянулась закрыть мальчишке веки, чтобы тот не смотрел с таким укором, мол, почему я, а не ты.
- Чарли, - раздалось рядом, и кто-то настойчиво потянул Ксавьера в соседнюю воронку от снаряда. Это был Эрик, весь чумазый, со съехавшей набок каской, - ты не ранен?
В глазах бельгийца читалось искреннее беспокойство, и это живое участие лишний раз доказывало Чарльзу, что он еще жив, и надо молить Бога о том, чтобы так продолжалось и дальше. Леншерр дождался быстрого кивка и сказал "хорошо", сам при этом сжимая винтовку левой рукой; на его правом плече болтался плохо закрепленный грязный от крови и земли бинт. Видимо, его зацепило в самом начале атаки, и он, наскоро замотав сам себя, побежал дальше, не желая отсиживаться в стороне.
- Это пустяк, - заметив чужое внимание к своему ранению, сказал Эрик, и после того, как Ксавьер нехотя кивнул, соглашаясь, добавил, - надо отступать.
В нескольких метрах слева вспыхнул, разрываясь, снаряд. Чарли рефлекторно сполз ниже, прижимаясь ко дну ямы и накрывая голову руками, когда комья земли дождем посыпались сверху.
- Нам даже близко не удастся подойти к немцам, - продолжал бельгиец, - надо успеть убраться отсюда до того, как они возьмутся за пулеметы.
Леншерр неуклюже развернулся и на четвереньках подполз к другой стороне воронки, чтобы оценить путь отступления. Обернувшись, он коротко скомандовал "за мной" и под звуки одиночных винтовочных выстрелов осторожно вылез из укрытия. Ксавьер поспешил следом.
Они быстро перебирали руками и ногами, извивались ужом, раня ладони и колени об осколки снарядов. Эрик часто заваливался на раненное плечо, но не останавливался и полз дальше, ныряя в очередную яму и утаскивая за собой Чарльза. Им хватало минуты, чтобы отдышаться, взять направление и ползти дальше, натыкаясь на трупы и ошметки тел.
- Не отставай, - зачем-то бросил Леншерр, хотя британец и так почти цеплялся каской за его то и дело мелькавшие пятки.
Ксавьер полз быстро, не оглядываясь по сторонам. В ушах звенело от взрывов, а в рот норовила забиться земля. В тот момент он думал о том, как бы поскорее оказаться во вчерашнем подвале, прижаться, практически слиться с его стеной, пережидая обстрел. Ему было стыдно за свои мысли, но глупо не желать хотя бы иллюзии безопасности, когда вокруг творится такое.
Бельгиец остановился, чтобы подвинуть со своего пути изувеченный взрывом труп. Порванная в лоскуты форма не оставляла сомнений в том, чьей армии принадлежал боец. Британская. Парень пробежал едва половину того пути, что пробежали они. Снаряд попал бойцу за спину и того отбросило лицом вперед. Чарли старался не смотреть на то, что когда-то было чужой ногой, а теперь представляло собой кровавую кашу с осколками кости. Леншерр быстро скользнул в воронку. Ксавьер последовал его примеру, скатываясь на брюхе вниз и пытаясь перевести дух.
- Мы сильно взяли влево, - сказал Эрик, прижимаясь теплым боком к Чарльзу, - как бы не потерять направление. Не хотелось бы приползти в немецкий окоп.
Усмешка у Леншерра вышла чуть горькая, мол, прости заранее, если действительно будет так. Бинт у него на плече совсем съехал, а рана, наверное, жутко болела от всех этих их передвижений в положении лежа.
- Надо перевязать, - Ксавьер быстро облизал сухие губы и принялся искать по карманам бинт, - может случиться заражение.
- Тогда ты поздно спохватился, - ответил бельгиец, но укоризненный, почти что просящий взгляд заставил его передумать, - только быстро, нельзя тут разлеживаться.
Чарли кивнул, достал из-за пояса нож и осторожно срезал старую повязку. Когда он разрезал форму, Эрик плотно сжал зубы, потому что ткань успела присохнуть к ране Кровь практически остановилась, но стоило оторвать темно бурую коросту, как она потекла вновь.
- У тебя там осколок застрял.
- Я в курсе, знаешь ли.
Чарльз снял с пояса флягу и смочил кусок бинта, стирая образовавшиеся вокруг ранения буро-алые разводы. Бельгиец зашипел.
- Не время изображать сестру милосердия, заматывай скорее.
Бинт ложился ровно и туго, заставляя Леншерра морщиться. Взрывы становились реже, а это значило, что скоро к контратаке подключится пулеметный огонь, и тогда добраться до окопов будет почти нереально.
Ксавьер затянул узел на повязке зубами. На перепачканном грязью теле чистый бинт казался чем-то сказочным и ненастоящим. Словно из далекого мирного времени или из суровых госпитальных реалий, где сестры в белых накрахмаленных передниках переодевают отмытых до белизны раненых в белые же пижамы.
Эрик снова высунулся из воронки и тут же нырнул обратно.
- До наших позиций осталось всего ничего. Не отставай.
Ладони, локти, колени были изранены в кровь, перепачканы землей до черноты. Чарли полз за бельгийцем стараясь выдерживать расстояние, большую шевелящуюся мишень проще подстрелить, нежели нечто одиноко копощащееся среди трупов. Продолжало греметь: сзади, спереди, слева, справа. Редкий винтовочный огонь со стороны противника подкрепился ответным со стороны британских войск. Ксавьер ниже прижался к земле, потому что глупо было бы погибнуть от своей же пули. Он продолжил движение, но тут же замер, когда до его слуха донеслись чьи-то вопли. Совсем близко. Может несколько метров вправо, может влево и вперед. Среди общего гула трудно определить точно.
- Эрик, - позвал Чарльз и на всякий случай запустил в успевшего отползти на приличное расстояние Леншерра комком земли. Тот обернулся, - ты слышишь? Тут где-то раненный.
- Потом будем думать о других.
- Но мы должны помочь!
- А кто тогда поможет нам, Чарльз? - рявкнул бельгиец, пытаясь перекричать рокот разорвавшегося неподалеку снаряда, - мы не можем спасти всех и каждого. Для начала нужно спасти самих себя! Шевелись! Немцы не будут ждать!
- Конечно... конечно... - пробормотал Ксавьер, последний раз вслушиваясь в тихие стоны и обещая себе обязательно вернуться за этим несчастным, как только обстрел прекратится.
Леншерр уже почти подполз к очередной воронке, когда затарахтели пулеметы. Он одним броском преодолел оставшееся расстояние, быстро скатываясь вовнутрь, едва не получив пулю в лодыжку. Чарльз постарался слиться с землей, уже понимая, что пропал. Пули свистели над его головой, стоило ему только сдвинуться или слегка пошевелиться. Видимо их, единственных ползущих среди покойников, было действительно легко заметить. Эрик то и дело высовывался из ямы, чтобы бросить испуганный взгляд и затеряться в земле снова, когда пулеметный огонь перебрасывался в их сторону. Казалось, бельгиец боялся куда больше, чем сам Ксавьер вжимавшийся телом в грязь.
Вновь в общий гул вклинились звуки немецких батарей. Тяжелые снаряды пролетали сверху и бухались далеко впереди, вырывая комья земли, подбрасывая в воздух мертвые тела. Где-то рядом продолжал стонать раненый, Чарли отчетливо слышал его приглушенный беспомощный вой, надо бы найти, помочь, но невозможно уберечь даже свою шкуру, что тут говорить о чужой.
Голова Леншерра снова показалась у края воронки. До укрытия всего два метра, может чуть больше. Достаточным будет даже приблизиться на треть этого расстояния, тогда Эрик сможет протянуть руку, втащить в яму...
Летящий снаряд можно различить по звуку. На громкие можно не обращать внимания, тяжелые они пролетают шумно и высоко. Их можно заметить еще издалека. Шрапнель же или граната летят незаметно с едва различимым свистом, на подлете сменяющимся гулом. Они разрываются за секунду до падения, стелясь по земле множественными осколками.
В учебной части этому не учат, этому учит война и учит беспощадно, не прощая ошибок. Война не делает различий, она забирает всех и каждого, будь ты новобранец или "старик", будь ты с этой стороны или же с той.
Ксавьер поднял голову и бросил взгляд на высунувшегося из укрытия бельгийца. Тот что-то говорил, что-то кричал, широко раскрыв рот, тянул руку. Чарли пытался тянуться в ответ, но злой метр изрытой, пропахшей смертью земли между ними от этого не становился меньше. В глазах Эрика читалась паника и ужас. И глядя на эту смесь эмоций, Чарльз почувствовал себя невероятно спокойным, почти смирившимся. Гремели разрывы, проносились, оставаясь незамеченными пули, Леншерр кричал что-то, надрывая горло, уже наполовину вылезая из своей ямы. Но Чарльз не слышал, его уши заложило тем самым особенным малоразличимым свистом, от которого никуда не деться на открытой простреливаемой местности.
А ведь они так и не доиграли ту шахматную партию.
"Прости", - попытался сказать Чарли, но губы слиплись.



*********

Чарльз снова кричит во сне и мечется по постели. Эрик знает, что ему снится. Ему снится Аррас, разрывы зениток, гул пулеметов и мертвые искореженные тела вокруг. Ему снится, что его Эрик, тот самый бельгийский сержант, тянет к нему раненую шрапнелью руку и надрывно зовет по имени. Леншерр проводит ладонью над головой спящего, забирая его кошмар, оставляя вместо него лишь тревожную пустоту. Дыхание Чарли выравнивается, и он замирает на простынях, успокоенный отсутствием снов.
Рука Эрика останавливается в сантиметре от обнаженного плеча Ксавьера - он не решается его обнять.
Остаток ночи Леншерр не спит. Ему все видится в темных углах да в скрещивающихся на потолке тенях насмешливый взгляд демона Перекрестка. В оглушающей тишине, состоящей лишь из дыхания Чарльза и его собственного, он слышит ехидный смешок, перерастающий в полноценный гулкий смех.
- Ты сам выбрал свою участь... Азазель...

@темы: слэш, эмоции